МАФИЯ нэкст
Габен/Гексли, собственно :3
ТАДААААМ!!- Подними его. Давай, опускай. Осторожней, чтобы не проснулся.
Но осторожно не получилось: тощего бледного юношу буквально уронили на диван, но он, вопреки опасениям, не пришёл в себя.
- Чем это он опять? – мужчина обтёр ладони о брюки и, выпрямляясь, обернулся к Габену.
- Не знаю, - буркнул тот, - и знать не хочу… - добавил вполголоса, - спасибо, что помог, - протягивает руку сотруднику охраны, пожимает несильно.
- Да какие вопросы, - мужчина неуверенно двигается к выходу, - он, случайно, не того? – кивает в сторону не шевелящегося на диване Гексли.
- Не того, - отзывается Габен, не поднимая от пола головы.
Как только за охранником захлопнулась дверь, Габ присел на краешек дивана и проверил у спящего пульс. Слабый, едва прощупывающийся. Но пока ещё есть, пока ещё это хилое, на глазах тающее тело, пытается бороться с ядом, отторгнуть наркотик, восстановиться, пока не поздно, пока ещё не повреждены безвозвратно нервная система, внутренние органы, мозг.. Как – то раз у Гексли отказала рука, он тогда здорово перепугался, но очередная доза прогнала страх, успокоила и заставила заснуть. Позже всё снова вернулось в норму, забылся инцидент, мысли об исправлении рассеялись вместе с пугающими воспоминаниями. Габен вздохнул, закатал рукав цветастой рубашки на руке Гексли и вынул из внутреннего кармана пиджака небольшую продолговатую коробочку. С этой вещичкой он никогда не расставался: бывало, он только в аэропорту обнаруживал, что забыл в офисе паспорт, однажды он не забрал багаж из поезда, как-то по невнимательности, зазевавшись, забрал из школы чужого ребёнка вместо собственного племянника. Откровенно говоря, Габен частенько что-то забывал: но эта коробочка, обитая терпко пахнущей кожей, была всегда при нём.
Щёлкнув крошечным замочком (Габ, господи, я ничего не вижу… Ахах… я в такое дерьмо… Габ.. ), мужчина достал из углубления стеклянный шприц, серебристую иглу и крошечную капсулу с мутной жидкостью. Ловким, привычным движением, он наполнил шприц её содержимым (иногда мне бывает так страшно. Габ, что ты делаешь? Ты это для меня? Я клянусь, я почти завязал. Габ… мне бывает так страшно. Я уже так давно не видел дневного света. Ай! Ты меня уколол!), щёлкнул пальцами по стеклу, выпустил лишний воздух и осторожным, но ловким, привычным движением загнал иглу под кожу юноши. Не открывая глаз тот поморщился, застонал тихонечко, пытался изогнуться дугой, но, почувствовав боль, рухнул на диван и заскулил что-то нечленораздельное.
Габен впрыскивает наркотик под прозрачную кожу Гексли.
Спи.
Спустя несколько часов ты проснёшься, но уже снова будет темно (Я так давно не видел солнечного света). Откроешь водянистые, белёсые глаза, протрёшь трясущимися кулаками, виновато улыбнёшься мне с дивана: - Привет.
Виновато пожмёшь плечами, отвернёшься виновато, виновато опустишь ноги на пол, виновато начнёшь наощупь искать оставленные ботинки.
Ничего не помнишь. Ничего не вспомнишь.
Всё, что ты должен знать: ты снова нажрался в клубе. Ты снова пропал до утра. Ты снова спутался с плохой компанией. Ты снова заставил беспокоиться за тебя. Ты снова виноват ВИНОВАТ (Мне так стыдно Габ. Хихи.. ты не представляешь, это правда классные ребята. Чёрт, мы так здорово провели время, по всему городу гоняли! Они, кстати, знают кое-кого из Гаммы, есть там один парень, могут на него нарыть немало интересного. За сущие копейки, ей богу! О! Не поверишь, во что мы въебались на съезде!! Помнишь, там памятник стоял?!)
Скоро ты проснёшься. А пока спишь: на спине, запрокинув голову. Нос завострился, словно у покойника, краска сошла с лица и теперь светишь в полумраке восковым пятном на пёстром диване. Рубашка взмокла, воротник потемнел, свисает безвольно одна рука, другая покоится на груди. Вздрагиваешь спросонья, но тебе ничего не снится: это моё зелье по вене расползается, это оно тебе не даст ни отдыха, ни сна, ни памяти, ни свободы воли: я же вижу, с кем ты водишь дружбу. Я же знаю, что как только ты придёшь в себя, ты от меня сбежишь.
К более весёлым, к более остроумным, к более «лёгким на подъём».
- Спи, - прошептал одними губами. Забывай.
А когда придёшь в себя, рядом с твоим ноющим от боли и жара телом буду только я. И лекарство в моих руках (Габ… Ты ведь вчера был со мной? Конечно.), и по редеющим крашеным волосам скользит моя ладонь (Это ты меня привёл домой? Конечно), сжимает у груди, надавливает с силой, прижимая тебя к дивану (Лежи, не вставай. О, ты такой заботливый, Габ… Я тебя не достоин, я тебя не заслужил.. Как только приду в себя, как только ноги снова… Как только вернётся чувствительность… сразу рванём с тобой вдвоём! Днём! В кино… О! Видел, открыли парк вон рядом с набережной. Потом в клуб, не на всю ночь, без выпивки, без них всех. Вдвоём только! Вместе. Ох, Габ, всё тело ноет. Я сейчас сгорю, чёрт, клянусь сгорю. Дай мне что-нибудь.. Дай мне… Ах, Габ Ляг со мной рядом. Ляг рядом. Ляг… жжет!)
Это убивает тебя, я знаю. Но ты сам запустил механизм, впустил в себя наркотик, улыбаясь, отступая назад, сполз по стене вниз, оседая на полу. Самоубийца, я много раз пытался привести тебя в чувство, но ничем, кроме ругани, подозрений и взаимных оскорблений это не заканчивалось (Ты мне кто?! Ты кто вообще такой?!! Ты мне никто! И что ты увязался за мной?!! Крыса конторская! Я не хочу просиживать целыми днями дома! Мне интересно среди людей! Мне хочется общения, мне хочется расслабиться! Мне… Что? Что значит, я и так не напрягаюсь?!! Да пошёл ты к такой-то матери! Урод!).
Много спорили, много ругались. И как я объясню, почему не мог оставить тебя, бросить гнить среди этих людей, среди наркоторговцев, размалёванных шлюх, цепляющих золотых мальчиков по ночным клубам, среди вечно пьяных друзей, стареющих, но молодящихся бизнесменов, девиц, держащихся слишком высокомерно для готовой лечь под каждого платёжеспособного приятеля стерв. Что я мог сказать тебе в ответ на твои ежедневные упрёки (Ты мне не мать, не отец! Оставь меня в покое! Что тебе надо от меня… Педик!!)?
Что мне было на это отвечать?
Молча наблюдаю, как ты, ещё не придя в себя, снова собираешься на очередную вечеринку.
- Тебе надо проспаться, - возражаю негромко.
- Тебе надо заткнуться! – бросаешь в сердцах и, пошатываясь, направляешься к выходу.
- Тебе нельзя в таком состоянии за руль.
Поднимаешь средний палец, сбиваешь плечом косяк, роняешь ключи от машины, неуверенно балансируя на месте, наклоняешься, чтобы поднять их с пола.
Вспоминаю тебя таким, вижу тебя спящим: теперь всё хорошо, теперь ты спокоен. Теперь мы можем проводить время вместе, ты никуда не убегаешь, теперь ты мне не дерзишь. Спи, мальчик (мне больно. Колит у груди. Чёрт, я умираю, Габ?), скоро всё будет хорошо (Ничего не помню! Спасибо, что забрал меня оттуда! Больше в тот клуб ни ногой, не знаю, что они мне подсунули, но эта дрянь меня чуть не убила), скоро ты и к этому привыкнешь (все эти люди… Я всё понимаю, но пока ничего не могу с собой поделать… Я знаю, что это наносит мне вред, но Гаааааб, с ними было так здооооорово).
Нет, мальчик, тебя убивает не это.
Да, мальчик, скоро всё наладится.
И если для того, чтобы спасти тебя мне надо сделать тебя инвалидом… Я пойду на это.
Мы рядом, вместе. Ещё один день ты проведёшь спящим на диване у меня в кабинете, потом очнёшься, снова укатишь в ночь, а после ляжет алкоголь поверх моего лекарства, выжигая ещё один островок памяти и, вернувшись в бессознательном состоянии домой, ты будешь уверен, что спасаю и возвращаю тебя я.
Гексли бормочет во сне, вскидывает рукой, напрягается всем телом, стонет, тихонько хнычет, не приходя в сознание.
Прости, мальчик, - ладонью по раскалённому лбу, нагибаясь ниже, прижимаясь холодным лицом к его горячей щеке, - но если для того, чтобы ты остался здесь, придётся переломать тебе ноги, я пойду и на это…
кто б ещё пэсэнку или картинюшку под это дело какую нарыл :3
мне кроме этого на ум пока ничё не идёт))
Listen or download For Whom The Bell Tolls for free on Prostopleer